Трагико-драматическая тональность произведений экзистенциальных философов XX века, по существу, не приглушается, когда анализ перемещается на почву философских абстракций. Но вот то обстоятельство, что экзистенциальная философия человека есть сложное и абстрактное учение, заслуживает быть отмеченным. Ибо сколько бы ни протестовали эти мыслители против «диктата» философских абстракций над «жизненным миром» действующего, страдающего человека, они сами, будучи философами, не могут, если бы и захотели, отрешиться от «стихии всеобщего», неотделимой от философии. Философские сочинения экзистенциальных мыслителей никак не менее классических произведений философии трудны для понимания.
Правда, философы XX века нередко пытались «перевести» свои идеи на язык художественных образов, более близкий и доступный обычному человеку. Но и их художественные сочинения, где господствуют символические иносказания, шифры, где «живут» и «действуют» персонализованные идеи и ценности, тоже трудны для понимания. Для них нужны вдумчивые и терпеливые читатели, интересующиеся не просто сюжетной линией произведения, но именно судьбами и проблемами человеческого бытия. Такие читатели, как правило, находятся, и их немало. Экзистенциальный философ и писатель приглашает их к напряженному, но интересному и жизненно важному диалогу. О чем же он? Прежде всего, конечно, о человеческом существовании и его уникальных особенностях.
Ж. П. Сартр в работе «Экзистенциализм — это гуманизм» поясняет специфику существования человека следующим образом. При изготовлении вещи человек предварительно формирует ее идею. Ремесленник, изготавливающий нож исходит из своих представлений о том, что такое нож и какой именно нож сейчас надо сделать: сущность здесь предшествует существованию вещи.
Принципиально иным образом обстоит дело с человеком. Человеческое дитя рождается, уже существует, но ему еще предстоит обрести человеческую сущность, стать человеком. Здесь существование предшествует сущности. Разделяя экзистенциализм на два основных направления — христианское (Г. Марсель, К. Ясперс) и атеистическое (М. Хайдеггер, А. Камю), Ж. П. Сартр себя относит к последнему. Утверждение атеистических экзистенциалистов: бога нет, бог умер — не повторяемые вслед за Ницше фразы, рассуждает Сартр, а исходный пункт для развертывания важнейших философских тезисов и обращенных к реальному человеку нравственно-практических выводов.
Человек делает самого себя, обретает свою сущность, уже существуя,— в этом и состоит первый принцип экзистенциализма, из которого вытекают многие принципиально важные следствия: нет заданной человеческой природы; никакая внешняя сила, никто кроме данного индивида не может за него осуществить его превращение в человека. И именно он несет ответственность, если его превращение в человека в подлинном смысле так и не состоится.
Итак, экзистенциальные философы внушают читателю здравую и очень важную идею индивидуальной ответственности человека за все, что происходит с ним самим и с другими людьми. Человек — своего рода «проект», который живет, развертывается, реализуется или не реализуется, и процесс обретения человеческой сущности индивидом длится всю его жизнь, не теряя остроты, напряженности, драматизма.
Ж. И. Сартр предвидит и разбирает возможные возражения против своей концепции — например, апелляцию к силе обстоятельств: обстоятельства-де были против меня — я не сделал и не делаю того дела, к которому предназначен, не встретил людей, которых можно было бы любить, и т. д. Для экзистенциализма, говорит Сартр, нет способностей, тяготения к какому-либо делу вне их проявления. И если человек никого и никогда не любил, ни к кому реально не проявил дружеского расположения, значит, таких качеств нет и не было в его индивидуальном «проекте». Быть в пути, то есть постоянно заботиться об обретении своей сущности,— истинно человеческий, хотя и нелегкий, полный драматизма удел.
Какой же рисовалась экзистенциалистам, персоналистам реальность действия индивидов на социальной арене? Несмотря на значительный разброс мнений, их позиции содержат немало общего. Прежде всего, экзистенциальные философы считали необходимым выступить против веры в некий заранее гарантированный (приписывались ли гарантии богу, абсолютному духу, законам истории) прогресс, который якобы осуществляется сам собою, помимо усилий, действий отдельных людей. Эту веру философы XX века считают не просто наивной, но и исключительно опасной.
X. Ортега-и-Гасет писал, что идея прогресса «усыпила» в европейце и американце то радикальное чувство опасности, которое и является субстанцией человека. Ибо если человечество прогрессирует с неизбежностью, из этого вроде бы вытекает: мы можем перестать быть настороже, отбросить все заботы, освободить себя от всякой ответственности и предоставить возможность человечеству неотвратимо вести нас к совершенствованию и к наслаждению. Человеческая история оказывается, таким образом, лишенной всякого драматизма.
Мир экзистенциалистски ориентированного индивида — это свобода, на которую человек обречен. Причем на сколько-нибудь гарантированную опору индивиду рассчитывать не приходится. Человек свободен, он и есть свобода, пишет Сартр. Свободный выбор индивида — его удел, ответственность и его трагедия. Ситуация личностного выбора — излюбленная тема экзистенциальной философии. Она анализируется и на реальных жизненных примерах, и через образы и коллизии художественных произведений, и в абстрактном контексте философских сочинений. В классической философии, конечно, тоже шла речь о выборе, а иногда — о побуждениях и мотивах деятельности индивидов. Но по большей части интерес философов-классиков был сосредоточен на познавательных аспектах деятельности. В XX веке центр внимания философов явно переместился. Правда, они тоже обращаются к познавательным сторонам деятельности человека, но вот его сущность, проявляющуюся в реальном существовании, усматривают, главным образом, не в рациональных познавательных и познаваемых моментах.
Возьмем пример: описание экзистенциалистами личностного выбора в ситуации фашистской оккупации и сопротивления — на нем они любили пояснять смысл категорий «экзистенция» и «выбор». (И не забудем о том, что «сопротивлению» они придавали весьма широкое значение, усматривая в нем человеческую судьбу и свободу человека. А. Камю так перефразировал знаменитое Coqito, «я мыслю» Декарта: я бунтую, следовательно, я существую. Участники молодежного движения социального протеста, распространившегося в странах Западной Европы и США в 60-х годах, любили ссылаться на эти — и не только эти — рассуждения экзистенциалистов, чьими идеями они были вскормлены.)
Человек решает вопрос, покориться ли фашизму или встать в ряды движения Сопротивления. Какую роль играют здесь размышление, расчет — словом, рациональные моменты? Пожалуй, минимальную, считают экзистенциалисты. Речь ведь идет не о «всезнающих» ученых, а об обычных людях — а «трезвый расчет» их скорее склонял бы к коллаборационизму, особенно в первые годы войны, в занятой фашистами Франции, где еще не созрело массовое движение Сопротивления. Но те люди, что выбрали сопротивление, действовали вопреки расчету, который чаще всего, даже в нетерпимых ситуациях, «советует» не рисковать жизнью и ее благами. Они, конечно, могли рассчитывать и рассчитывали на помощь и верность других людей — на коллективную солидарность, на успехи антифашистской борьбы во всем мире. Это экзистенциалисты готовы признать. Однако именно в те дни и часы, когда человек в пограничной ситуации смотрит в лицо смерти, главную опору, подчеркивали они, он должен найти в самом себе, в своей экзистенции — только тогда его верность сопротивлению будет прочной. И так, продолжают экзистенциальные философы, обстоит дело в любой ситуации, когда человек борется за свободу, за свое сокровенное «Я» (свою экзистенцию), когда идет наперекор самым неблагоприятным обстоятельствам.
Бытие человека, в центр которого помещено главное в нем индивидуальная сущность, то есть экзистенция, в свою очередь становится первоосновой картины мира, создаваемой представителями экзистенциалистско-персоналистских направлений. Говоря философским языком, акцент переносится на онтологию, а в онтологии — на бытие человека.
