Понимание языка в неопозитивизме

В неопозитивистских концепциях центральное место занимает, следовательно, философия языка. Почему? И еще одна проблема: ведь язык — сложное и многомерное образование. Какие именно стороны, аспекты языка особо интересовали неопозитивистов?

Сведение философии к анализу языка, особенно «жесткое» на первых этапах развития неопозитивизма, как раз и было обусловлено культом точности, строгости знания, стремлением сделать философию наукой. В XX веке это отнюдь не случайно выразилось в том, что на первый план выдвинулась особая философия языка — некоторый синтез логического, лингвистиче ского, математического подходов. Ибо именно в их «точке пересечения» были получены важнейшие новые научные результаты. Математика — а после победных реляций середины XIX века об «окончательной завершенности» она вдруг попала в состояние кризиса, затрагивавшего самые ее основы,— стала выбираться из кризиса во многом благодаря новому типу логического, логико-математического анализа.

Эта «точка пересечения» обещала стать — и впоследствии действительно стала — также и перспективной «точкой роста» новой науки. Немалое научное чутье неопозитивистов проявилось в том, что они опирались на те достижения и анализировали те трудности, с которыми в конце XIX — начале XX века было связано развитие математики и логики, прежде всего логики математической. Отправным пунктом для неопозитивистской концепции были новые теоретические возможности, реализованные выдающимися логиками и математиками (прежде всего Г. Фреге, Б. Расселом, А. Уайтхедом) на пути объединения логики и лингвистики, а также на пути применения логики для обоснования математики.

Проблемы связи языка и процессов мысли, которые в наибольшей мере занимали классическую философию, в неопозитивизме оттеснялись на задний план. Логический анализ они связывали не с действительным мышлением, но с мышлением «в форме его рациональной реконструкции» (Р. Карнан). Лишь в языковой форме, полагали неопозитивисты, процессы мышления становятся доступными логическому исследованию. Вступив на путь непривычного для философской классики максимального сближения, а то и прямого отождествления форм языка и форм логики, философия XX века стремилась укрепить рационализм, открывая новые возможности комплексного научного — в данном случае логико-лингвистического — анализа.

В чем же состояли эти новые возможности? Проблемы тут весьма трудные, требующие специальной подготовки. Попытаемся, однако, вникнуть в них. Возьмем для примера несколько предложений: «Роза (есть) цветок»; «Наполеон (есть) победитель при Иене»; «Наполеон (есть) побежденный при Ватерлоо»; «Сила есть произведение массы на скорость». При всех различиях в них есть общее — это языковая и логическая форма. С точки зрения логики все эти предложения суть утвердительные суждения, где его субъектам, то есть тому, о чем в суждении идет речь (роза, Наполеон, сила), приписываются некие относящиеся к ним характеристики, свойства — предикаты и где отнесенность предиката к субъекту утверждается с помощью явной или подразумеваемой связки «есть». Высказывания имеют общую логическую форму «S есть Р». Приведение данных высказываний к логической форме позволяет объединить их, да еще и присоединить к целому классу подобных высказываний. Далее, к ним же можно отнести имеющие ту же логическую форму формулы математики или естествознания, например знаково-символическую, а не словесную запись физического определения силы. Тогда возникает (и может быть записана в каких-либо исходно принятых знаках) более общая, чем в обыденном языке и в математике, логическая форма. Иными словами, движение от языковой формы к формально-логической, а также от математико-логической формы — к более общему логическому формообразованию открывает возможность, с одной стороны, возрастающего «восходящего» обобщения, все более широкой формализации, а с другой — возможность «нисхождения» от более общих логических форм к более конкретным языковым высказываниям.

На пути «восхождения» возможно построение множества относительно обособленных или взаимосвязанных языковых, формально-логических, математико-логических систем: достаточно взять в качестве отправной точки какие-либо языковые образования (имена, предложения, их комплексы), договориться (заключить «конвенцию») относительно обозначающих их общих символов и правил преобразования — и родятся различные «исчисления высказываний». Даже взятые выше в качестве примера предложения обнаруживают большой разброс логико-лингвистических возможностей. К примеру, берутся «имена» — слова, обозначающие какие-либо объекты,— и сразу возникает множество интереснейших логических вопросов (ими занимались Г. Фреге, Б. Рассел, Л. Витгенштейн и другие позитивисты): многоразличие имен, их роль в связывании языка с предметами, возникающие в этих случаях варианты и затруднения. Или возьмем как пример два приведенных предложения, относящиеся к одному «объекту» — Наполеону. В подобных случаях возможна новая «логика тождества»: развернутое исследование того, в чем сходны и в чем различны высказывания, имеющие одно значение, но различный смысл и т. д. Или обратимся к более общей проблеме, заданной Г. Фреге,— значения и смысла. На этом пути возникло множество новых разработок, причем некоторые неопозитивисты считали, что исследованием значения — так оно обширно — можно вообще ограничить предмет философии. Так неопозитивисты попали на «золотую жилу», которую усиленно и с немалой пользой для науки и практики эксплуатировали, на возможность «порождать» новые логико-лингвистические системы. Они являются, с одной стороны, чисто абстрактными, формальными порождениями, откуда проистекает, в частности, их особая продуктивность для математики. Фреге, например, придал более общую форму ранее разработанной математиками теории множеств, «логизировал» и тем самым еще сильнее формализовал ее. Под несомненным влиянием такого пути родилась одна из классических работ XX века — «Principia Mathematica» (1910—1913) Б. Рассела и А. Н. Уайтхеда, где символическая логика обрела статус полноправной области научного исследования.

Вместе с тем Б. Рассел, а вслед за ним другие неопозитивисты использовали возможности «нисхождения» от общих логических форм к более конкретным языковым выражениям. Б. Рассел благодаря этому смог указать на скрыто заключенные в теории множеств и связанной с нею концепции Фреге логические парадоксы. Теория множеств строилась на таком самом широком, формальном, ничем не ограничиваемом понимании множества, при котором стиралось различие между множеством и его элементом (предполагалось, что множества могут быть собственными элементами). И в этом были свои резоны математического и логического характера. Но в случае перехода от абстрактных математических выкладок к содержательным языковым и более конкретным логическим формам в поле зрения неизбежно попадали ограничения. Так, с глубокой древности был известен логический парадокс Эпименида-критянина: «Все критяне лгут». Если все критяне лгут, то ложно утверждение самого Эпименида. В контексте логики в подобных случаях, по Расселу, надо различать, к каким логическим уровням, логическим типам объектов относятся высказывания — к «индивидуумам» (отдельным объектам), их классам, классам классов и т. д. Предлагалось и принципиально иное решение логического вопроса об отношении множества, совокупности и их элементов: то, что включает всю совокупность, не должно включать себя. Слова «все критяне лгут», стало быть, имеют смысл только при предположении, что в класс «все критяне» Эпименид не включает самого себя. Впрочем, парадоксы теории множеств другие авторы предлагали решать иными способами.

Расселовская теория логических типов приобрела большое значение для дальнейшего развития логики и философии неопозитивизма. Она и дала новый толчок тому процессу формирования логико-лингвистических систем самых разных уровней, о котором мы раньше говорили.

Специфика неопозитивистского подхода к языку заключается, стало быть, в том, что, во-первых, берутся для анализа доступные описанию, исчислению, преобразованию исходные единицы языка (имена, предложения, комплексы предложений), а во-вторых, формы и элементы языка рассматриваются в тесном единстве, даже тождестве с их логической формой.

Loading