Этот период в истории русской культуры нередко именуют духовным ренессансом. И действительно, нельзя не отметить взрывоподобный рост числа философских обществ (наиболее значительные: «Московское психологическое общество», 1884 — 1920; «Философское общество при С.Пб. университете», 1897 —1922; «Религиозно-философское общество памяти В. Соловьева», 1905—1918) и кружков («Религиозно-философские собрания», 1901 — 1903, в Петербурге, «Самаринеко-новоселовский», 1906—1917, и «Морозовский», 1905 — 1917, кружки в Москве и др.) Быстро росло также число издательств («Путь», 1909 — 1917; «Мусатет», 1900 — 1914; и др.) и журналов («Вопросы философии и психологии», 1890-1918; «Новый путь», 1903-1904; «Логос», 1910-1914; и др.).
Начало XX века отмечено чрезвычайно интенсивными контактами между русскими и западноевропейскими философами. Многие из философов России получили подготовку в европейских (главным образом германских) университетах, например С. Н. Булгаков в Берлине, Н. О. Лосский — в Лейпциге, Геттингене и Берне, Л. Шестов — во Фрейбурге и университетах Италии, И. Ильин — в Гейдельберге и Вене, Б. Вышеславцев — в Марбурге. Марбургский университет сделался местом особенно большого наплыва русских студентов. Это способствовало быстрому преодолению провинциализма в российских религиозно-философских и философско-литературных кружках. Сказанное относится не только к философии Центральной России, но и других очагов отечественной культуры: философы Украины, Белоруссии, Грузии, Армении, Средней Азии либо учились на Западе, либо самостоятельно, но быстро и продуктивно осваивали тогдашнюю западную философию.
Давая ретроспективную оценку философии России конца XIX — начала XX века, следует подчеркнуть, что она, с одной стороны, как бы предвосхитила последующее развитие на Западе целого ряда идей и направлений, с другой стороны, появившиеся в России идейные тенденции чаще всего не оформлялись в систематизированные концепции.
Говоря об общих тенденциях развития отечественной философии первых двух десятилетий нашего века, нельзя не обратить внимание на ее преимущественно религиозный, а подчас религиозно-мистический, религиозно-символический характер. Это было связано с особенностями тогдашней исторической ситуации в России — с обострением общественных противоречий, с чрезвычайной пестротой сил и тенденций, представлявших духовную жизнь страны, с резким столкновением крайних идейных позиций. Философы-материалисты стали группироваться вокруг крепнущего направления марксистской мысли. В столь сложных условиях в немарксистской идеалистической мысли более уверенно чувствовали себя и действовали философы, которые опирались на солидные традиции религиозной мысли, но стремились преобразовать их соответственно новым идейным веяниям. Кстати, на Западе всегда высоко оценивали именно религиозный «поворот» в российской философии — русский религиозный идеализм конца XIX — начала XX века. Отсюда — мировое признание религиозно-философских исканий В. Соловьева, Н. Бердяева, которому в 1947 году Кембриджским университетом была присуждена степень доктора теологии — honoris causa (причем предпочтение ему было оказано перед весьма известными в то время религиозными философами К. Бартом и Ж. Маритеном).
Специфика российской философии — в ее тесной связи с отечественной культурой, прежде всего с литературой. Толчок «духовному ренессансу» в России был дан новым поэтическим подъемом в начале XX века, возникновением литературы символизма. Серьезность духовных поисков литераторов-символистов привела к встрече и диалогу между ними и религиозными философами (сначала на «Религиозно-философских собраниях» в Петербурге, затем и в московских религиозно-философских кружках). Пожалуй, впервые в истории России философ начал приниматься всерьез в его собственной ипостаси, а не в ипостаси художественного критика, публициста или автора философских стихов или романов. Впервые философ наравне с поэтом стал одной из центральных фигур в культуре и в общественной жизни. С вытеснением символизма другими литературными течениями (акмеизмом, футуризмом и пр.) этот философско-литературный союз распался.
В первые два десятилетия нашего века отечественная философия, развивавшаяся вне марксизма, была поставлена перед своеобразным выбором. С Запада очень оперативно доходила информация о популярных в начале века направлениях и течениях — неокантианстве, неогегельянстве, феноменологии, философии жизни. Но сразу «ухватить» их неклассические тенденции было нелегко. Большинство новых течений русским философам нередко представлялось продолжением классической философии, ее ориентации на естественную науку и «строгую научность». В противовес так истолкованным западным философским течениям родилась попытка русских философов наполнить философское знание гуманистическим содержанием. Здесь имеются в виду прежде всего центральная для Н. А. Бердяева (1874 — 1948) книга «Смысл творчества» (1916) и ряд статей С. Л. Франка (1877—1950), составивших затем его книгу «Живое знание» (1923).
Классической философии как исследованию, пронизанному пафосом подражания научному знанию, здесь была противопоставлена философия, осуществляющая самостоятельное духовное творчество и близкая творчеству художественному. «…То обстоятельство,— пишет С. Франк,— что элементы содержания… в их своеобразном сочетании сами слагаются в некоторый стиль, сами имеют… поэтический облик или «стиль»,— это обстоятельство открывает переход над пропастью, отделяющий «поэзию» от отвлеченного миросозерцания… Никакое философское миросозерцание, построяемое из отвлеченных элементов, не существует без некоторого единого интуитивного центра; всякий истинный, то есть не смутно и лишь словесно мыслимый, а адекватно созерцаемый, комплекс «идей» не только имеет вообще «стиль», конкретную физиономию, но и имеет его своей основой и последней сущностью… Поэтому между художником и мыслителем существует органическое духовное родство…»
Ориентация на гуманитарное знание, на литературу и искусство, на проблемы человека является безусловной доминантой в русской философии начала XX века. Отсюда ее своеобразный антропоцентризм, персоноцентризм, который чаще всего предстает в виде «христоцентризма», то есть в виде религиозной философии человека. Но это была лишь одна из тенденций в развитии философии России. Другая, никак не менее влиятельная тенденция представлена учениями, возникшими под влиянием нового естествознания и в то же время стремившимися к построению широкого гуманистического взгляда на универсум. Речь идет прежде всего о так называемом русском космизме — удивительном философском явлении, все значение которого, пожалуй, стало ясно только к концу нашего столетия.
Русский космизм интересен тем, что в сочинениях ряда философов, ученых-мыслителей (Н. Ф. Федорова, В. С. Соловьева, Н. А. Умова, К. Э. Циолковского, В. И. Вернадского, П. А. Флоренского, Н. Г. Холодного, А. О. Чижевского) во весь рост встали проблемы единства человека с космосом, космической природы человека и космического масштаба человеческой деятельности. Интерес к идеям космизма в начале XX века возник в Западной Европе, но наибольшее распространение они получили в России. Причина тому — некоторые особенности в развитии русской философии XIX века, стремившейся представить человека не атомарным существом, а личностью, обладающей всем богатством индивидуальности и вместе с тем неразрывно связанной со всеобщим. Концепции космизма во многом опирались на эволюционные воззрения, которые пользовались в России большим признанием.
В русском космизме, в свою очередь, представлены две тенденции. Одна — это космизм либо с примесью фантастики, либо опирающийся на теологию. В философии «общего дела» Федорова центральной стала тема постоянного расширения, под влиянием внутренних импульсов эволюции, поля деятельности человека, включающего, наконец, в сферу своей активности космическое пространство. Человек овладевает не только пространством, но и временем. Благодаря познанию, опыту и труду, полагал Н. Федоров, человек даже способен обрести бессмертие и возвратить к жизни ушедшие поколения. Замысел философии всеединства В. Соловьева заключался в том, чтобы подготовить человечество к переходу на более высокую стадию эволюции, на вершине которой возникнет «богочеловечество». Возвышенное, одухотворенное человечество должно, по мнению В. Соловьева, превратиться в сотворца бога и выполнить грандиозную задачу перевоплощения универсума: создание мира, освобожденного от гибели, распада, уничтожения, сохраняющего всю полноту и многообразие бытия.
Другая тенденция в русском космизме была тесно связана с прогрессом естествознания и развита естествоиспытателями. В 90-е годы XIX века ее представлял физик Умов. Он подходил к человеку и обществу с точки зрения их места в универсальном процессе роста энтропии, полагая, что история человеческой культуры — не случайное явление в жизни Вселенной, ей предназначено стать могущественным фактором в космическом противодействии хаосу, увеличению энтропии. Эти идеи были углублены и развиты К. Э. Циолковским (1857 — 1935). Его научно-технические проекты, столь существенные в становлении современной космонавтики, были, собственно, техническим приложением к его «космической философии», рисующей космос заполненным различными формами жизни, от примитивных до лучезарных, бессмертных существ, способных непосредственно ассимилировать солнечную энергию. Современный человек, по мнению Циолковского, не является завершающим звеном эволюции. Разум и творчество поднимут человека в космос, где со временем изменится его физическая природа, он приблизится к высшим организмам, населяющим межзвездное пространство.
Идеи русского космизма наиболее полно воплотились в учении В. И. Вернадского (1863—1945) о роли биосферы и особенно ноосферы в истории Земли и Вселенной. В этом учении многое соприкасается со взглядами А. Бергсона о первичности и фундаментальности жизненной субстанции, с работами Э. Леруа и П. Тейяр де Шардена, предложивших в 20-е годы XX века термин «ноосфера» для обозначения новой оболочки Земли, возникшей над биосферой и состоящей из духовной, мыслительной энергии, принадлежащей человечеству. Вернадский с тщательностью естествоиспытателя и глубиной мыслителя исследовал значение биосферы в формировании вещества Земли, огромные потенции ноосферы, расширяющиеся с развитием науки и общества.
Направление русского космизма привлекательно не только верой в безграничные возможности человеческого прогресса. Весьма существенно, что этот прогресс, как правило, не мыслился вне единства всего человечества и его неуклонного нравственного совершенствования.
Из всего сказанного ранее о развитии западноевропейской и российской философии первых десятилетий XX века можно сделать вывод о широкой ее переориентации по сравнению с классическим рационализмом. Если классическая философия, отталкиваясь от понимания роли человеческого разума, результатов и форм рационального познания, выходила к широкому рационалистическому взгляду на мир, то неклассическая философия, критикуя традиционный рационализм, его понимание мира и познания, претендовала на утверждение нового миропонимания. А точкой отсчета стали изучение и высокая оценка роли нерациональных форм и процессов духовного опыта.
