В рамках открытого иррационализма в центре внимания также стоит нерациональное. Но оно неоправданно отождествляется с иррациональным: считается, что нерациональное не только отлично от разума, но в принципе недоступно какому-либо разумному, тем более научному, постижению. Не случайно, что сторонники подобных взглядов более всего интересуются особыми нерациональными формами — необычными (так называемыми парапсихологическими, телепатическими, «экстрасенсорными») духовно-психическими явлениями и способностями, а также такими «крайними» состояниями, как экстаз, одержимость, психопатология и т. д. Эти явления и способности, как и все необычное, вызывают живой интерес. Они изучены очень мало, хотя в наши дни наука в немалой степени продвинулась в их исследовании. Но скорее осмыслены доступные фиксированию сопутствующие процессы (деятельность мозга, например), чем их механизмы и причины, что облегчает распространение иррационалистических, мистических псевдообъяснений иррационального в психике.
В XX веке последние, по существу, не сходили со сцены духовной жизни, причем вовсе не случайно, что их наибольшее распространение приходилось на переломные этапы исторического развития. Накануне первой мировой войны и после нее в Европе и Америке широко распространились умонастроения духовной растерянности и опустошения, ярко описанные в произведениях Т. Манна, Б. Брехта, Ф. Кафки, Э. Хемингуэя, С. Фитцджеральда, Г. Гессе, В. Набокова, Б. Пастернака и других выдающихся писателей XX века. Кризис, с одной стороны, классического культа разума и науки, а с другой стороны, резкое падение авторитета традиционных христианских ценностей («бог умер», констатировал Ф. Ницше) создали своеобразный духовный вакуум, в который без промедления стали «всасываться» самые разные мистико-иррационалистические идеи и концепции.
В 10 —30-х годах в число наиболее влиятельных из крайних иррационалистических, мистико-оккультных концепций входила так называемая «теория психотрансмутации» Г. И. Гюрджиева (1877 — 1949) и его последователей.
Г. И. Гюрджиев родился в Армении; в 1910—1918 годах он проповедовал в Москве и Петербурге, в 30—40-е годы основал группы в Европе и Америке. Гюрджиев разработал систему физических и психологических упражнений, а также построил весьма сложную и запутанную «космическую» картину мира, в центре которой поместил материальное и в то же время предельно мистифицированное «вибрирующее» Абсолютное, от которого якобы исходит некий «луч творения», лишь с трудом пробивающийся в наш мир, где чрезвычайно велика «плотность материи» и где для человека особо затруднены возможности его эволюции. Поэтому человек «космически» предрасположен, согласно Гюрджиеву, стать своего рода машиной, «спящим автоматом». «Пробудить» его не под силу рационализму, напротив, последний способствует еще большей машинизации человека. И лишь мистический опыт «психотрансмутации», которому учит сам Гюрджиев, якобы только и способен сделать из «машины» подлинно человеческое существо.
На русской почве в обстановке духовного кризиса, распространения «нового» богоискательства, апокалипсических умонастроений — родились в начале века, потом также перекочевавшие на Запад, теософская концепция «мистического космизма» Е. П. Влаватской; «неохристианство» Д. С. Мережковского; основанная на восточной мистике концепция «духовного возрождения», разработанная выходцем из Прибалтики графом Кейзерлингом.
Значительный след в истории иррационализма и мистики в XX веке оставили также кружок «мюнхенских космистов» и Антропософское общество Р. Штейнера (1861 — 1925). Два последних объединения своими идеями и умонастроениями в немалой степени подготавливали почву, на которой вырастала идеология фашизма.
В «мюнхенский кружок» (корни его идеологии уходят в XIX век, но формировался он на рубеже столетий) сначала входили последователи известного немецкого поэта Стефана Георге. Потом первую скрипку стал играть Людвиг Клагес (1870—1956), которого метко назвали «философом почвы». Толкуя кризис цивилизации как кризис рационалистического духа, Л. Клагес проповедовал возврат к «темной древности», «силам экстаза», поклонению древним божествам (в частности, богу любви Эросу). Он призывал отдаться «откровению крови», пробуждать «расовое самосознание» и т. д. Другие «мюнхенцы» еще определеннее, чем Л. Клагес, развивали расистские мотивы, которые в Германии и других странах были тесно связаны с национализмом, шовинизмом, антисемитизмом.
Рудольф Штейнер основал Антропософское общество и создал антропософское учение, идеи которого распространенны и в наши дни. Популярность учения Р. Штейнера в немалой степени связана с его критикой противоречий современной цивилизации, с попытками утвердить — в противовес официальным медицине, агрономии, фармацевтике и т. д.— нестандартные антропософские способы лечения болезней, методы возделывания почвы, ориентирующиеся на лунные фазы и исключающие злоупотребление химией, и т. д. Свою «новую универсальную науку», антропософию, он по всем основным линиям противопоставлял рационалистскому идеалу научности. Целью антропософской «науки», по Штейнеру, является не объективное, проверяемое и безличное знание, а некая «сверхчувственная истина», уловить которую и «владеть» которой могут лишь немногие, наделенные даром «духовного восприятия». А эти люди, в свою очередь, являются, по Штейнеру, мистическими продолжателями дела древнейших погибших цивилизаций Атлантиды и Лемурии, а также жрецов-царей из рода ариев. Р. Штейнер считал, что антропософски ориентированная интеллигенция должна выполнять политическую функцию по руководству «духовным обновлением» общества.
Рвавшиеся к власти и затем завоевавшие ее фашисты, разумеется, не собирались делиться ею ни с какими кружками мистиков-интеллигентов, но вот носившиеся в воздухе идейной жизни Германии реакционно-мистические идеи — прославление «ариев», расизм, «откровение земли и крови» — достаточно ловко включили в идеологический арсенал национал-социализма (даже свастику — индоевропейский символ — они избрали в качестве своей эмблемы под влиянием «почвенников» — националистов 10—20-х годов). Идеологи фашизма «прошли школу» в упомянутых и им подобных мистических сообществах. Так, нацистский деятель Р. Гесс отдал дань штейнеровской антропософии. В окружении Гитлера были широко распространены оккультно-мистические верования и занятия.
А. Розенберг, автор книги «Миф XX века», одного из важнейших для нацистской идеологии трудов, широко использовал разглагольствования об исчезнувшей цивилизации Атлантиды и «оккультной истории арийцев». «Мистический спиритуализм» — это слова, которыми сам А. Розенберг обозначил «расовую теорию». Обоснованию последней он и посвятил свой «труд», желая вдохновить «героев нордической философии», «мучеников свободного искания» в их борьбе с «удушающей властью христианства», с «расслабляющими» идеалами традиционного европейского рационализма. В отличие от фашиствующих философов А. Боймлера, Э. Крика и др., пытавшихся «выудить» из немецкой классической философии удобные для нацизма идеи, А. Розенберг отверг эти идейные заигрывания, откровенно указав и причину: немецкая философия, в частности гегелевская, основана на принципах разума и свободы, а национал-социализм есть идеология «тотальной мобилизации», апеллирующая к инстинктам, к «мистическому» ощущению «общности крови». Правда, после завоевания и упрочения своей власти нацисты стали меньше прибегать к мистике, оккультизму, хотя сохранили в своей идеологии расистско-националистические, в особенности антисемитские, элементы. Более того, антропософов, теософов, астрологов в 40-х годах в фашистской Германии даже стали подвергать преследованиям. Причина состояла не в идейном отрезвлении лидеров и идеологов нацизма, а в том, что судьба войны все больше зависела от науки и ученых; необходимость заигрывания с ними заставляла маскировать антинаучность, мракобесие фашистской идеологии.
Вторая большая вспышка иррационализма — в виде мистики, оккультизма, «экзотических» религий и т. д. — приходится на 60-е годы. Она связана с молодежной контркультурой — явлением сложным, противоречивым и не исчерпывающимся только «иррационалистической волной». Молодежная контркультура несла в себе мощный заряд социального критицизма, направленного против милитаризма, тоталитаризма, потребительства, отчуждения, фальшивости и лицемерия официальных идеологических систем. Идеи критиков устремились в два основных русла. Одно направление — социальный критицизм, переходящий в активные действия, в частности действия антивоенные, которые в США способствовали прекращению американской агрессии во Вьетнаме и знаменовали усиление антимилитаристского движения во всем мире. Другое направление — в высшей степени противоречивое — в определенной мере связано с оправданным подчеркиванием важности и целостности духовного опыта индивида, искренности и глубины человеческих чувств, с преодолением фальши в мыслях, идеях людей и их общении.
Однако многих сторонников подобных идейных подходов захлестывают умонастроения отчаяния, выливающиеся в мистико-иррационалистические идейные формы. Мистические идеи 60-х годов и современности в еще большей степени, чем в первых десятилетиях нашего века,— связаны с распространением европеизированных и американизированных вариантов восточных учений, в особенности дзен-буддизма. Оживлены и взяты на вооружение также учения Гюрджиева, Блаватской, Штейнера и др. Так, вожди битников Дж. Керуак и Алан Уотте в 60-х годах создали для подражания образ анархиста, нигилиста, отчужденного от «общества сытых» и не приемлющего никаких устоявшихся ценностей, нацеленного на собственную «внутреннюю революцию»,— образ бродяги, скитающегося по свету, особенно по странам Востока, в поисках мистического «опыта озарения». Весьма опасным элементом «новой мистики» стала практика применения препаратов, вызывающих галлюцинации, прежде всего ЛСД.
Волна «новой мистики» и «экзотических» религий не схлынула и сегодня. Учреждаются новые секты и религиозные общины. Плодятся «мистические утопии». Создаются — и, впрочем, быстро распадаются — поселения, «коммуны» людей, стремящихся к «коллективному мистическому опыту».
Итак, можно говорить о достаточно широкой распространенности мистико-иррационалистических умонастроений среди некоторых групп и слоев населения развитых капиталистических стран, о «новом богоискательстве» как заметном явлении духовной жизни. Столкнулись с этим явлением, хотя и в несравненно меньших масштабах, и некоторые социалистические страны.
Иррационализм подобной — крайней — формы образует один из полюсов упомянутой ранее дихотомии, характерной для немарксистской мысли XX века. На другом полюсе — рационализм в его форме культа разума, который в нашем столетии также существовал, хотя и принимал новые формы.
