Духовное, и это всегда подчеркивал материализм, невозможно без его материальных носителей. Индивидуализированное духовное существует в виде сугубо индивидуальных, неповторимых процессов сознания и бессознательного, материализованных и «локализованных» в процессах и проявлениях работы мозга, центральной нервной системы, всего организма. Но имеются такие формы материализации духовного, которые рождаются в лоне человеческой культуры и принадлежат к внеиндивидуальным формам ее бытия. Наиболее универсальны естественные и искусственные, знаково-символические, формы существования, воплощения духовного.
Язык — один из ярких примеров единства индивидуализированного и объективированного духовного. Связь языка и сознания, языка и мысли несомненна. К. Маркс называл язык действительностью мысли, подчеркивая тем самым роль языка как формы, через которую выходят вовне, объективируются отдельные результаты, фрагментарные процессы работы сознания. Вместе с тем буквы (звуки), слова, предложения, тексты, структуры, правила, богатые варианты развитого языка — это реальность, также и обособленная от сознания отдельных индивидов, поколений людей. Им эта реальность дана как особый мир, запечатленный в «памяти» человеческой культуры, в памяти человечества. Языковая память культуры, человечества — сложное единство актуальной памяти многих конкретных людей, говорящих и пишущих на данном языке, и объективно существующих памятников (письменных, а с некоторого времени — и звуковых документов). Только благодаря тому и другому обогащается, изменяется, хранится, а значит, живет, существует язык как целое.
Как же и где рождаются, где и как существуют объективированные формы бытия духовного? На примере языка можно видеть, что объективированные формы возникают и «работают» в рамках индивидуализированных форм — прежде всего в сознании (но также и в недрах бессознательного, в виде так называемого коллективного бессознательного).
К примеру, когда-то в глубокой древности человек придумал идею колеса. Но достаточно было создать первые колеса, опробовать их и тем самым подтвердить плодотворность идеи — одной из самых успешных в технической мысли человечества,— как идея эта сначала воплотилась, «опредметилась» в реальных колесах, а потом стала вести и свое относительно самостоятельное существование. Она воплотилась в знаниях о колесе, которые передавались через практический опыт поколений, подтверждавших и обогащавших идею. Идея колеса сначала, видимо, применялась к ограниченному кругу предметов, потом стала «работать» в великом множестве все более сложных устройств. И соответственно она включалась во все более сложные виды человеческих знаний. Так смертные люди породили бессмертную идею. Она обособилась от индивидуального процесса сознания и действия. Началась жизнь идеи.
На примере плодотворных идей можно видеть, что они, действительно, свободно и широко «шествуют» в мире человеческой жизни, если, конечно, не вносить в этот образ никакого идеалистического буквализма. «Шествуют» идеи не сами по себе, а вместе с развитием других конкретных индивидов, поколений людей, для которых идеи становятся своего рода общезначимыми принципами, правилами, схемами действия. Конечно, по мере развития человека и человечества они преобразуются, иногда довольно существенно. Однако самые ценные идеи отбираются, накапливаются, в совокупности образуя духовное богатство человеческой цивилизации и культуры. Не вдаваясь в их анализ (он дается в главах, посвященных обществу, его культуре), отметим лишь то, что характеризует особый способ бытия объективированного (внеиндивидуального) духовного.
Оно, как и индивидуализированное духовное, обязательно материализуется, причем оба вида духовного материально воплощаются в словах, звуках, знаках естественного и искусственного языков. Материальные «носители» духовного — это материальные предметы и процессы (книги, чертежи и формулы, проекты, холсты и краски картин, мрамор и бронза статуй, пленки фильмов, ноты и звучание музыкальных инструментов и т. д.). Сегодня функции хранения и использования социальной памяти все чаще передаются современным машинам, что значительно повышает роль тех исследований сознания и знания, которые сконцентрированы именно вокруг объективированного духовного.
Итак, внешние воплощения идей, мыслей, ценностей (как идеальных смыслов) различны, но они обязательно имеются. В этом отношении никакие «чистые» (свободные от объективированных воплощений) идеи и ценности невозможны. Что и подчеркивает материализм в борьбе против крайних объективно-идеалистических мистификаций, примером которых было утверждение Платона, будто где-то далеко-далеко, на хребте неба существуют, обособленно от всякой материи, идеи Блага, Истины, Красоты и т. д. Но и эта идеалистическая картина возникла не на пустом месте. Платон мистически истолковал удивительные особенности бытия объективированного духовного, во многом опираясь на вполне реальные процессы. Мы их рассмотрели на примере идеи колеса. Платон приводил другие, но сходные примеры. Ткацкий челнок, рассуждал он, может испортиться или вовсе исчезнуть. Идея же челнока (имелся в виду хорошо продуманный принцип его изготовления и работы) непреходяща в том смысле, что может служить везде и всегда, где и когда потребуется челнок изготовить.
А идея-идеал красоты? Или справедливости? Или истины? Как бы ни изменялись представления людей о красоте, благе, добре, истине, все-таки сложились обобщенные представления, критерии и нормы, регулирующие процессы художественного, нравственного, научного творчества. Такие идеи в процессе развития человечества кристаллизуются, формируя духовные сокровища общечеловеческих ценностей. Мир идей обогащается, а тем самым приобретает все большее значение их относительно самостоятельное бытие. Отсюда, однако, неправомерно делать вывод об абсолютной независимости бытия духовного от бытия мира природного и человеческого. Бытие идей не просто неотделимо от бытия природы и человеческого мира, но изначально и непреложно включено в целостное бытие как таковое.
Утверждая это, диалектический материализм ни в коей мере не перечеркивает специфику бытия идей, этого наиболее яркого проявления бытия объективированного духовного. Специфика этого объективированного бытия заключается в том, что его элементы и фрагменты (идеи, идеалы, нормы, ценности, различные естественные и искусственные языки) способны сохраняться, совершенствоваться и свободно перемещаться в социальном пространстве и историческом времени. Духовная жизнь человечества, духовное богатство цивилизации и культуры, социальная жизнь — это специфическое «место бытия» объективированного духовного, чем и определяется его место в целостном бытии.
Особую роль в духовном играют духовно-нравственные принципы, нормы, идеалы, ценности, такие, как, скажем, красота, справедливость, истина. Они существуют в виде и индивидуализированного и объективированного духовного. В первом случае речь идет о сложном комплексе побуждений, мотивов, целей, которые определяют духовную структуру личности, во втором случае — о воплощенных в науке, культуре, массовом сознании (их документах) идеях, идеалах, нормах, ценностях. Два этих вида бытия духовно-нравственного по-разному оцениваются субъективными и объективными идеалистами: первые во главу угла ставят индивидуальные, субъективные духовно-нравственные переживания и ценности, вторые считают истинным воплощением духа как такового внеиндивидуальное, объективированное бытие духовного.
Приверженцы идеализма, исходя из признания действительно важной роли и традиционно высокой ценности духовного в человеческой жизни, в частности облагораживающего воздействия общечеловеческих ценностей, провозглашают духовное «истинным», «высшим» бытием, противопоставляют его природным потребностям, побуждениям человека как «неподлинному», «низшему» бытию. Правда, идеалисты нередко признают и существование природы, и объективную ее предзаданность отдельным людям, их сознанию. Так, нет оснований возражать Гегелю, когда он пишет: «Солнце, луна, горы, реки, вообще окружающие нас предметы природы суть, они обладают для сознания авторитетом, внушающим ему, что они не только суть, но и отличаются особенной природой, которую оно признает и с которою оно сообразуется в своем отношении к ним, в своем трактовании их и пользовании ими». Но Гегель сразу же добавляет: «Авторитет нравственных законов бесконечно выше, потому что предметы природы воплощают разумность лишь внешне и разрозненно и скрывают ее под образом случайности».
Идеалист смотрит на все бытие, в особенности на бытие природы, с «высот» бытия духа. И тогда предметы природы и природа в целом представляются ему «неподлинным», бытием, где господствовали бы хаос, случай, если бы природное было предоставлено самому себе. В истории философской мысли живучей оказалась такая общая модель бытия, которая отводила духовному роль бытийственного (онтологического) и ценностного (аксиологического) первоначала: «подлинного бытия», от которого якобы и должны исходить оформленность, системный порядок, целесообразность, развитие в природе.
Вот почему диалектический и исторический материализм придает такое большое значение исследованию специфики всех форм бытия, их внутренней (имманентной) диалектики. В отличие от идеализма на первое место среди форм бытия им поставлено диалектически развивающееся бытие вещей, процессов, состояний природы.
Но исследование бытия, как было сказано ранее,— только предпосылка осмысления единства мира. От выявления предпосылок надо перейти к непосредственному изучению проблемы единства мира в ее полноте.
